Война и честь - Страница 235

235

— Ну что ж, — сказала Брайэм, — на худой конец, сейчас все наши корабли предупреждены. И если, несмотря на это, анди всё же застанут кого-то из наших врасплох, мы больше не будем терять корабли, не заставив анди заплатить сторицей.

— Знаю, Мерседес, — сказала Хонор с совершенно кривой улыбкой. — Проблема в том, что мне никого не хочется убивать. Месть никого не вернет, и чем больше произойдет боевых столкновений, тем хуже для нас, даже если все они закончатся “в нашу пользу”. Пока остается хотя бы малейший шанс не доводить дело до большой драки, мы обязаны его использовать, иначе процесс выйдет из-под контроля.

— Конечно, вы правы, — ответила Брайэм. — Но реакцию Штернхафена на ваше послание никак не сочтешь добрым знаком. Он не допускает даже мысли о неправоте своего капитана и категорически отказывается создавать комиссию по расследованию. Вряд ли это говорит о его заинтересованности в урегулировании ситуации.

— Да уж, — хмуро согласилась Хонор, вспомнив безапелляционное коммюнике, распространенное адмиралом Штернхафеном в ответ на обращение адмирала Харрингтон в силезских и межзвездных средствах массовой информации. — К сожалению, это, скорее, говорит об обратном.

* * *

— Быть может, герр граф, вы будете так любезны и соблаговолите объяснить, что сие означает? — с ледяной учтивостью попросил Чин-лу Андерман, герцог фон Рабенштранге, постучав по папке с официальным флотским пресс-релизом, лежавшей на письменном столе.

Формально стол пока еще принадлежал адмиралу Сяоху Паушу, графу фон Штернхафену. Вскоре ситуация, разумеется, должна была измениться.

— Тут и объяснять нечего, гросс-адмирал, — ответил Штернхафен с вызывающей невозмутимостью. — Мантикорский тяжелый крейсер произвел выстрел по нашему торговому судну, хотя капитан дер штерне Гортц неоднократно требовал оставить это судно в покое. В сложившихся обстоятельствах Гортц не видел другого выхода, кроме как атаковать мантикорцев, защищая наших соотечественников. Спровоцированный мантикорцами бой повлек за собой тяжкие потери с обеих сторон. Принимая во внимание эти очевидные факты, я не вижу оснований для проведения унизительного для достоинства его императорского величества “расследования” действий нашего флота с участием представителей иностранной державы. Пойти навстречу “предложению” Харрингтон, представлявшему собой плохо завуалированное требование, значило бы не только нанести урон достоинству императора и его флота, но и, учитывая очевидную предвзятость мантикорцев, заранее согласиться с их версией событий. Иными словами, признать нашу вину. У меня не было желания участвовать в подобном фарсе ради реабилитации офицера, явившегося истинным виновником кровопролития. Как представитель его императорского величества в Силезии, я прямо и недвусмысленно информировал о своей позиции мантикорского командующего на Сайдморе и, дабы пресечь её попытки развернуть по этому поводу пропагандистскую кампанию, как можно быстрее ознакомил средства массовой информации с истинной версией событий, к чему обязывал меня мой долг.

— Понятно. А эта “истинная” версия, разумеется, подтверждена данными под присягой показаниями капитана дер штерне Гортца?

— Конечно нет, гросс-адмирал, — едва ли не огрызнулся Штернхафен, чья показная вежливость дала слабину под напором ядовитого сарказма герцога.

— Ах да, я забыл, капитан дер штерне Гортц мертв, не так ли, адмирал? — сказал низкорослый гросс-адмирал, холодно улыбаясь значительно более рослому сослуживцу.

Тот прикусил язык, и Рабенштранге подумал, что в положении императорского кузена имеются определенные преимущества.

— И поскольку Гортц мертв, — продолжил он, — вы не можете с абсолютной точностью установить, что именно он делал или не делал. Я правильно понимаю?

— Мы располагаем показаниями трех спасшихся членов экипажа мостика, — горячо возразил Штернхафен. — Все они сходятся в том, что...

— Я ознакомился с их показаниями, герр граф, — прервал его Рабенштранге, — и убедился, что никого из этих людей нельзя считать надежными очевидцами. Все они были заняты исполнением своих обязанностей, и их воспоминания о переговорах Гортца с этой Ферреро весьма смутны и ненадежны. Более того, даже эти смутные воспоминания относятся лишь к словам самого Гортца, ибо что говорила ему Ферреро, никто из них и вовсе не слышал. Не находите ли вы, что в свете всего этого их единодушное восхваление благородных и самоотверженных действий капитана, вступившегося за подвергшееся совершенно неспровоцированному нападению мантикорцев мирное торговое судно, выглядит несколько подозрительно, герр граф?

— Я категорически возражаю против подобного тона, гросс-адмирал! — резко ответил Штернхафен. — Мне известен ваш ранг на флоте и ваше положение, как члена императорской фамилии, однако до тех пор, пока вы официально меня не сменили, я остаюсь командующим силами его императорского величества в Силезии и в качестве такового не обязан сносить от кого бы то ни было оскорбления ни в свой адрес, ни в адрес людей, служивших под моим командованием и отдавших свои жизни за императора.

— Вы правы, — сказал Рабенштранге после короткой, напряженной паузы. — Тем более, что вопрос о вашем новом назначении остается открытым.

Взгляд Штернхафена слегка дрогнул. Герцог скрыл улыбку, прогулявшись по просторному кабинету командующего.

— Хорошо, герр граф, — произнес он наконец, снова повернувшись лицом к собеседнику, — я постараюсь быть учтивым. Но вам, граф, придется ответить на мои вопросы. И предупреждаю: без промедления. Это понятно?

235