Война и честь - Страница 8

— Шутите!

— Нет, не шучу, — яростно замотал головой Кар. — Мишель, данные еще самые предварительные, и мы еще очень и очень далеко от того момента, когда сможем определить окончательное местоположение локуса. И даже после этого нам потребуется целый стандартный год, а еще вероятнее два или три, прежде чем мы сможем двинуться дальше локуса. Но, если только я не ошибаюсь, мы наконец свели достаточное количество сенсорных данных, чтобы с уверенностью утверждать: седьмой терминал узла существует.

— Боже мой, — тихо сказал Рено. Он откинулся и покачал головой. — Надеюсь, вы не поймете меня превратно, Джорден, но я никогда не думал, что мы на самом деле его отыщем. После всех этих лет успех казался просто невероятным.

— Мы затравили большого зверя, — согласился Кар, — и из нашей охоты наверняка вырастет полдюжины монографий, а то и больше. Первоначальные теоретические расчеты, как вы знаете, были весьма неоднозначны, и только в последние пятнадцать-двадцать стандартных лет у нас появилась достаточно чувствительные датчики Варшавской, чтобы собрать данные, которые нужны были для подтверждения наших расчетов. По ходу дела мы продвинули теорию гиперпространственных туннелей дальше, чем кто-либо за последний век. Но локус есть, и впервые я совершенно уверен, что мы его найдем.

— Вы еще кому-нибудь говорили? — спросил Рено.

— Еще чего! — громко фыркнул Кар. — После того, как в прошлый раз эти идиоты по связям с общественностью рванули в газеты?

— Да, немного поторопились, — признал Рено.

— “Немного”? — недоуменно уставился на него Кар. — Выставили меня самовлюбленным, своекорыстным одержимым безумцем, готовым, чуть что, трубить, что раскрыл тайны Вселенной! Мне почти целый год потребовался, чтобы вернуть себе доброе имя, а половина делегатов прошлогодней Астрографической конференции Королевского общества до сих пор, кажется, считает, что именно я писал эти дурацкие пресс-релизы!

Рено хотел возразить, но передумал. Как он мог уверять Кара, что тот ошибается, если сам был убежден в его абсолютной правоте? Именно потому и сам Рено так энергично возражал против вмешательства правительства в дела КМААФИ. Сама работа была важна, даже жизненно необходима, а уровень расходов, требующийся для финансирования десятка исследовательских кораблей, не говоря уже о лабораторном и компьютерном времени, накручивал Агентству такой бюджет, что потянуть его могли лишь очень немногие частные компании. Но для нынешнего правительства проект был всего лишь пропагандистской кампанией. Вот почему они создали Агентство вместо того, чтобы просто увеличить финансирование исследовательского отдела Службы астроконтроля, который вот уже несколько десятилетий тихонечко занимался теми же самыми исследованиями. КМААФИ было открыто с большой помпой и представлено как одна из “долгожданных мирных инициатив”, отложенных из-за войны с Хевеном. Но реальность несколько отличалась от сверкающего фасада, который правительство так настойчиво рекламировало.

Ничто не могло сделать реальный смысл “мирной инициативы” более очевидным, чем беззастенчивость политиканов, наживавших политический капитал на работе научного персонала проекта. Официальные представители, которые постоянно “забывали” завизировать свои выступления у Кара или Рено, стали привычным злом, но им, по крайней мере, можно было воздать за грехи. Политические же хозяева проекта, такие как барон Высокого Хребта и леди Декруа — совсем другое дело, и по-настоящему приводили Кара в ярость именно они.

— Я согласен, что надо держать это все под замком до тех пор, пока у нас не будет конкретных результатов, о которых можно сообщить, — сказал адмирал, помолчав. — Полагаю, вы велели своим сотрудникам держать язык за зубами?

— Исследователям — да, — подтвердил Кар. — Осложнений надо ждать со стороны финансового и административного отделов.

Рено согласно кивнул. Ученые, приписанные к проекту, почти единодушно разделяли мнение Кара об “ответственных” за связи с общественностью. Некоторые высказывались даже грубее, чем профессор. Но КМААФИ тонуло в бумажной работе, и это было второй причиной, по которой Рено считал, что лучше бы правительство поручило управлять Агентством не ему, а кому-то другому. Несладко было еще в Астроконтроле, который, несмотря на военные ранги своих служащих, на деле являлся гражданской организацией. В КМААФИ стало намного хуже. Правительственные бюрократы, обладавшие процентами эдак тремя от регалий доктора Кара и полутора процентами его интеллекта, не только упорно “направляли” его действия, но и настаивали на осуществлении такого надзора, который, по оценке Рено, удваивал время, необходимое для осуществления проекта. Люди, которые должны были бы заниматься исследованиями, тратили по меньшей мере половину своего времени заполняя бесконечные формы, составляя и читая служебные записки, посещая административные совещания, которые вот просто до зарезу нужны для поиска терминалов туннельной сети.

Что еще хуже, административные руководители проекта не только были невеждами в науке; они были еще и политическими ставленниками и прежде всего сохраняли верность политикам, которые предоставили им столь престижные и хорошо оплачиваемые рабочие места. Первой среди них числилась дама Мелина Макрис, личный представитель казначейства в совете КМААФИ. Хотя официально она проходила по ведомству графини Нового Киева, Мелина на самом деле назначена была по прямому указанию премьер-министра. Даже если бы не поползли слухи, Макрис самолично позаботилась о том, чтобы каждый, кто имел несчастье перейти ей дорогу, осознал, с чем он столкнулся. Она была навязчива, властна, высокомерна, надменна и раздражительна... и это, по мнению Мишеля Рено, были еще не самые плохие её черты.